Как-то под утро сын вернулся не один - с барышней, да еще и беременной!

Я проснулась. Меня разбудил громкий женский смех в коридоре. Глянула на часы — полчетвертого...

— О, снова твой малек под утро явился, — проворчал Толя, переворачиваясь на другой бок. — Еще и девицу привел, — завелся муж. — Я им сейчас...

— Тише, Толя, тише, — попыталась я успокоить мужа.

— Может, женится, если девушка хорошая.

— Хорошие по чужим квартирам с мужиками не шляются, — прокомментировал Толя так, чтобы его услышали за дверью.

— А вас, Анатолий Степанович, никто не спрашивает, — прозвучал ответ сына. — Хочу вам напомнить, что вы мне не отец, так что нечего меня воспитывать! — И уже без всяких церемоний обратился ко мне: — Мам, пожрать ченить есть — мы голодные.

— Да, Аличек, сейчас поднимусь, сынок, — я вскочила и стала спешно натягивать на себя халат.

— Беги-беги, давай, — не унимался муж. — Посадила себе балбеса великовозрастного на шею...

Я поспешила выйти из спальни, чтобы лишний раз не раздражать Толю. Хотя отчасти он был прав: Алику скоро тридцать исполнится, а ни работы, ни семьи... А ведь я дала сыну все, что смогла для счастливой и успешной жизни. Вырастила, в вуз протолкнула, переехала ради него в столицу на съемную квартиру, бросив свой дом и хозяйство. Здесь уже устроилась на работу в две смены...

Алик ведь у меня единственный: Я и родила его поздно, уж и не надеялась, что получится. Муж мой, отец Алика, правда, не поверил, что это его ребенок — ушел к другой. А я не стала ему ничего доказывать — гордая была, верила, что сама смогу сына воспитать. И воспитала! Он у меня вон какой — красавец, диплом имеет экономический, одет с иголочки, вот только... несамостоятельный какой-то. Конечно, и моя вина в этом есть. Я мальчику всегда во всем помогала — и в мальчишечьи разборки лезла, защищая его, и в школе перед учителями за него горой стояла... И потом пришлось за взятку от армии его отмазывать (сын-то единственный, домашний, к казармам не приспособленный!) и в институт пропихивать... Институт он с горем пополам окончил. Сколько слез я пролила, сколько подарков и денег профессорам и преподавателям перетаскала: только бы они моего Аличка не выгнали... Ну, думала, все, раз диплом есть — работать начнет, деньги свои появятся, мне наконец-то полегче станет. Только сын почему-то на работу не спешил — целыми днями с ноутбуком на диване валялся, что-то там, на клавиатуре набивал.

— Алик, ты бы работать шел, — просила я его.

—Делать нечего — за две тысячи горбатиться. — Две тысячи — тоже деньги, — вздыхала я, прикидывая в уме, хватит ли нам дожить до моей следующей зарплаты или снова придется занимать у соседей.

— Вот если бы мы в Киеве жили... — мечтал сын.

И тут возможность подвернулась: я с Анатолием познакомилась. Он хороший мужчина, добрый, я ведь за все эти годы тоже по мужской ласке истосковалась. А Толя в столице работал и квартиру снимал — вот и позвал меня к себе жить. Алик, как услышал, стал требовать:

— Я с тобой! Скажи ему, что без меня не согласна на переезд. Сын я тебе, в конце концов, или кто?

Я, конечно, сделала так, как Алик просил. Толя поворчал немного, мол, вырастила себе нахлебника, но смирился.

— Только за квартиру он за себя сам будет платить, — настаивал Анатолий.

Какой там: откуда у Алика деньги. Я за него платила. В столице Алик быстро пообтерся, обзавелся приятелями, почувствовал вкус к красивой жизни — ночи напролет по ресторанам да клубам, а днем отсыпался. А такая жизнь много денег тянет. Он, правда, пару раз на работу устраивался: то менеджером в ресторан, то на заправку. Только его отовсюду быстро увольняли. И снова сын деньги у меня брал.

— Мам,— убеждал он,— толковую работу можно только по связям найти. Поэтому мне в этой тусовке надо своим стать, войти в доверие, а уж потом они помогут. А чтобы с ними тусоваться, бабло нужно...

Я, конечно, соглашалась, давала, но в глубине души сильно переживала за сына. Да и Толя меня в этих пожертвованиях не поддерживал.

— Балбес он у тебя и дармоед, Анна. Перекрой ему денежный поток — он вмиг себе работу найдет. А о тебе потом даже и не подумает. Вот попомнишь мои слова... Эх, если б я раньше тебя встретил, воспитал бы тебе сына порядочным человеком, а так... — и Толя раздосадовано махал рукой.

...Войдя в кухню, я наткнулась на долговязую девицу — босую, с серьгой в пупке и, как мне показалось, не вполне трезвую. Она прямо руками тягала котлеты из кастрюли, оставленной с вечера на плите.

— Знакомься, мам. Это Полина — она у нас жить будет, — сообщил мне Алик.

— Угу, — с полным ртом прошамкала девица. — Драсти, — и бесцеремонно полезла за очередной котлетой.

— Вы бы хлеба отрезали, — засуетилась я.

— Что значит «у нас жить»? — вдруг прогремел надо мной голос Анатолия. — Она что — бездомная, ты, где ее подобрал?

Полина прекратила жевать и уставилась на Анатолия.

— А это кто? — кивнула она Алику.

— Это — никто, сожитель мамин, — отозвался сын.

— Я тебе дам «никто», стервец ты эдакий! — взвился Анатолий. — За квартиру эту кто платит? Вмиг вышвырну и тебя, и подружку твою, — Толя сгоряча замахнулся, я повисла у него на руке. Алик вспыхнул, но потом, словно опомнившись, схватил Полину за руку и утащил в свою комнату. Вернувшись через пять минут на кухню, он заговорил уже более миролюбиво.

— Да ладно вам, дядь Толя, чего сразу нападать. Полина хорошая девушка, просто работу потеряла. Но это ж временно... А мать ее из дому выгнала, — тихо добавил он.

— Хоро-о-ошенькое дело, — протянул Анатолий. — И за что, интересно?!

— Беременная она.

Я всплеснула руками.

— Да не волнуйся ты, мам, мы уже и заявление подали. Скоро найдем другую квартиру, а пока пусть она с нами поживет...

Мальчик, внучок мой, родился в начале весны. Назвали его Володенькой. Дети так и остались жить с нами — куда им деваться-то без работы, без денег. А я так и работаю в две смены, а по ночам и в выходные дни с внучком вожусь. Полинушка очень устает с ребенком, так они с Аликом частенько в клуб или к друзьям уезжают — отдохнуть. Толя мне помогает, хотя и ворчит частенько:

— Поздравляю тебя, мать: был у тебя Алик на шее, получай теперь еще Владимира в петлицу.